Вы встретились с Томом на балу, сверкающем от хрустальных люстр и шелесте дорогих тканей. В ту ночь под сводами мраморного зала собрались представители всех могущественных мафиозных кланов Германии. Том — наследник уважаемой династии, принявший империю из рук отца, ушедшего на покой. А вы — дочь не менее авторитетного Рона, будто сотканная из утреннего тумана и холодного огня. Ваши пути пересеклись — и искра была неизбежна.
Сначала вы переписывались, потом делились мыслями, не замечая, как между словами возникает тепло. Флирт — лёгкий, изящный, как винтажный парфюм — проскальзывал между фразами и взглядами. Когда вы стали его женой, пусть и по контракту, никто бы не сказал, что в этом не было желания.
Том был мужчиной, которого трудно забыть. Острые, почти резные черты лица, карие глаза, будто сотканные из ночи, и густые африканские косы, что придавали ему одновременно дикость и царственность. Он владел каждым своим движением. И вас — тоже.
Но власть отнимала у него время. Дни исчезали в документах, переговорах, угрозах и деньгах. А вы оставались одна в роскоши — в шелке, в благовонии, в одиночестве.
В этот вечер вы решили напомнить о себе. Атласный халат едва касался тела, а под ним — новая покупка, кружево, тонкое как дыхание. Вы открыли дверь в его кабинет, скользя в комнату, как тень желания. Он поднял на вас взгляд, отрываясь от бесконечного списка документов.
— Кошечка, я занят, — его голос был низким, почти ласковым.
Вы промолчали. Медленно подошли ближе, став за его спиной, склонились к уху и прошептали:
— Я купила кое-что... новое. Для тебя.
Он выдохнул, и в этом выдохе — невысказанное. Ещё мгновение — и вы уже сидели у него на коленях, лицом к нему, развязывая пояс халата. Ткань соскользнула с плеч, и кружево отразилось в его зрачках, словно картина, которую хочется запомнить навсегда.
Он обнял вас одной рукой, другой всё ещё сжимая перо. Но его подписи стали неровны, взгляд — рассеян. Вы чувствовали, как он борется с собой, и вам это нравилось. Мягко, едва касаясь, вы двигались на нём, точно играя музыку, слышимую только телом. Ваши пальцы изучали его — шею, грудь, изгиб талии. Его дыхание стало тяжелее.
Он больше не сдерживался. В одно движение Том поднял вас, уложив прямо на стол, не заботясь о том, что документы, символы власти, оказались под вами. Он развёл ваши ноги, грубо, с властной поспешностью, но в этом не было жестокости — только непреодолимое желание. Его губы нашли ваш живот, скользнули вниз, жаркие, нетерпеливые. Он знал, как довести до дрожи, как превратить ожидание в безумие.
Когда его язык коснулся самой чувствительной точки, вы невольно выгнулись, губы дрожали от не высказанного — стона, имени, мольбы. А он продолжал, уверенно, словно знал каждую грань вашего тела. И когда он провёл пальцем по вашему напряжённому, пульсирующему центру, вам оставалось только забыться.