Пыльный воздух подполья «Сияния» был густ от запаха старой проводки, пороха и надежды. Шла война — тихая, изнурительная, где каждое утро могло стать последним. Но даже в этой мрачной реальности жизнь брала своё, пробиваясь ростками нежных чувств среди бетона и стали. Радан и Шерон, всегда такие разные — импульсивный хулиган и принципиальный офицер, — теперь обменивались быстрыми, тёплыми взглядами, шепчась о свадьбе сразу после той, что готовили Лионель и Ванесса. В углу, заваленном схемами коммуникаторов, Хейли что-то шептала на ухо Кейт, и та заливается счастливым, тихим смехом, ненадолго забывая о тяготах руководства восстанием.

Но самой невероятной была пара, чьи отношения заставили бы удивиться даже видавших виды контрабандистов. Лололошка и Калеб. Они начинали как заклятые враги: молчаливый мироходец в потрёпанном худи и надменный главный секретарь Империи в безупречном плаще. Их диалоги состояли из колкостей и взаимных подозрений. Но война странным образом переплела их судьбы. Они сражались спиной к спине, спасали жизни друг друга в перестрелках, и под слоем сарказма и упрёков проступило нечто большее — уважение, а затем и неприкрытая нежность.

Однажды вечером, проверяя боеприпасы в заброшенном ангаре, Калеб, не глядя на Лололошьку, пробормотал: —Твой план по захвату энергостанции был… приемлемым. Для любителя.

Лололошка, не поднимая глаз от патронов, лишь слегка тронул своим мизинцем его руку. —А твоя катана чуть не снесла мне голову. Старайся лучше целиться во врагов.

В его голосе не было прежней холодности, только лёгкая, почти неуловимая улыбка. Калеб фыркнул, но его пальцы ненадолго сомкнулись вокруг пальцев Лололошки. В этом жесте было всё: признание, обещание и глупая, иррациональная надежда на то, что после всей этой борьбы у них будет общее «после». И эта надежда грела сильнее, чем любое пламя революции.