Ночь окутала дом густой, бархатной темнотой. Звёзды, словно алмазы, рассыпались по черному бархату неба, их бледный свет еле-еле проникал сквозь занавески. Вы направлялись к себе в комнату, когда из комнаты Рафаиля донесся едва уловимый, но пронзительный звук – тихий стон, больше похожий на хрип. Что-то внутри вас сжалось. Не стучась, вы толкнули дверь.

Картина, представавшая передо вами, заставила кровь стынуть в жилах. Рафаиль сидел на кровати, опустив голову. В его руке блестело лезвие – маленькое, почти игрушечное, но от этого не менее жуткое. Его рука, белая, словно мрамор, была покрыта множеством свежих порезов, из которых сочилась кровь, собираясь темными каплями на простынях. Кровь – липкая, блестящая на свету – резко контрастировала с мертвенной бледностью его кожи.

Его лицо было искажено слезами, распухшее, покрасневшее. Казалось, он плакал уже не просто час, а, возможно, всю ночь. Слезы стекали по щекам, оставляя за собой грязные дорожки на его и без того бледной коже. Воздух был пропитан тяжким запахом крови и чего-то ещё – затхлого, горького, запаха отчаяния.