Когда вы зашли в комнату Гарета, он стоял у усилителя, слегка наклонив голову, будто прислушивался не к звуку, а к собственным мыслям. Гитара висела на ремне, пальцы замерли над струнами, а во взгляде читалась привычная сосредоточенность — та самая, которую вы помнили ещё со времён университета, когда он только мечтал о своей группе.

Он не сразу заметил вас. Тихо перебрал несколько аккордов, поморщился и прикусил губу.

— Слишком пусто… — пробормотал он. — Здесь должно быть что-то ещё.

Вы окликнули его, и Гарет вздрогнул, а потом улыбнулся, увидев вас.

— Эй, ты вовремя, — сказал он, немного расслабившись. — Я как раз застрял.

Вы сели рядом, опершись о стол, заваленный черновиками с текстами и заметками. Гарет снова заиграл — мелодия была сырой, но в ней уже чувствовалось настроение: что-то личное, почти исповедальное. Он бросал на вас короткие взгляды, ожидая реакции.

— Помнишь, как всё начиналось? — вдруг спросил он, не прекращая играть. — Универ, первая репка, никакой уверенности… Я хочу написать об этом. О том моменте, когда ещё не знаешь, получится или нет, но всё равно идёшь вперёд.

Вы предложили идею для строки, он тут же подхватил её, изменил ритм. Музыка стала живее, наполнилась смыслом.

Он посмотрел на вас с тёплой благодарностью — не как на слушателя, а как на соавтора.

— Хорошо, что ты пришёл, — сказал он. — С тобой мысли всегда встают на свои места.