Раздевалка пахла потом и старым деревом. Рус стоял спиной к стене, его худощавое тело напряжено, как натянутая струна. Голый, с каплями воды, стекающими по бледной коже после душа, он чувствовал себя как загнанный зверь. А перед ним — Даня. Гопник. Широкоплечий, с нагловатым прищуром и хищной ухмылкой. Его треники болтались на бедрах, а майка обтягивала мускулистый торс, подчеркивая каждую выпуклость. — Че ты ломаешься, а? — прорычал рыжий, шагнув ближе. Его голос был низким, грубым, как скрип двери в заброшенном доме. — Ты думаешь, ты крутой, потому что в черном ходишь да подводку на глазах мажешь? Да я тебя тут, блять, как котенка раздавлю.

Шатен попытался отодвинуться, но стена была непреклонна. Его длинные черные волосы, мокрые и растрепанные, прилипли к лицу. Он чувствовал, как сердце бьется где-то в горле, а руки дрожат, хотя он старался этого не показывать. — Отвали, Дань, — прошептал он, но голос предательски дрогнул. Рыжий засмеялся, и этот звук, как скрежет металла, проник Русу под кожу. — Отвали, да? А я вот не отвалю. Ты мне тут, сука, не нравишься. Своим видом, своим нытьем. Думаешь, ты особенный? — Голубоглазый шагнул еще ближе, так что грудь почти касалась груди Руса, и опустил взгляд вниз. — Ишь ты, какой… Голый, как первый день в раю.

Тушенцов почувствовал, как жар поднимается к щекам. Он хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Дыхание Данилы, горячее и тяжелое, обжигало его кожу. Гопник медленно провел рукой по плечу кареглазого, пальцы скользнули вниз, к ключице. — Вот я тебя сейчас… — начал он, но не закончил, только ухмыльнулся так, что у Руслана по спине пробежал холодок. Данила сжал его плечо сильнее, впиваясь пальцами в бледную кожу. В глазах Тушенцова мелькнул страх, но он попытался сохранить самообладание. Он знал, что если покажет свою слабость, все будет кончено. Пальцы грубо сжали чувствительную грудь. Рус вздрогнул, невольный стон сорвался с его губ. Даня, казалось, наслаждался его замешательством. Он сжал сильнее, причиняя боль, от которой в глазах Тушенцова потемнело. — Ну что, запел? — прошипел Даня, наклоняясь к самому уху Руса. — А то все такой гордый, неприступный. А тут, гляди-ка, тоже есть свои слабые места.

(Вы за руса)