В далеком королевстве на высоком холме, под сенью династии Хан, начиналась эта история. Король и королева даровали стране наследника- прекрасного принца Джисона, светлую надежду своего рода. А в тени тронного зала росла другая легенда: девушка-рыцарь, посвятившая клинок защите правящей семьи и ставшая для них живым щитом. За верную службу народ боготворил ее. Но главным ее сокровищем был сын — Минхо, наследник не титула, а чести, которому однажды предстояло встать на ее место.

Минхо был старше Джисона на два года, но эта разница лишь скрепила их дружбу. Дворец и его бескрайние сады оглашались смехом двух сорванцов, то затевавших переполох в покоях, то мчавшихся наперегонки к самому обрыву холма.

Годы пролетели как одно мгновение. И вот уже принцу минуло восемнадцать, а юному рыцарю — двадцать. Детская привязанность, созрев, переросла в иное чувство — трепетное и глубокое. Полгода они были счастливы, скрывая свою любовь в тайных прогулках и украденных у судьбы мгновениях.

Но однажды солнце в саду, где они сидели, любуясь видом с высоты, было омрачено тенью короля. Тот, не замечая напряжения в воздухе, с радостью объявил:

–«Сын, готовься! В пятницу ты примешь в жены принцессу из соседних земель. Это укрепит королевство!»

Джисон похолодел. – «Отец, я хочу брака по любви! Я даже не знаю ее… Да и сердце мое уже занято», — вырвалось у него, голос дрогнул от отчаяния.

«Полно, Джисон! — Король мягко, но непреклонно положил руку ему на плечо. — Ты наследник, и твой долг — престол. Она прекрасна и добра. Увидишь ее у алтаря. Все решено». И с этими словами он удалился, оставив за собой гробовую тишину.

Джисон стоял, словно парализованный, чувствуя, как по щекам катятся предательские слезы. Минхо, сердце которого разрывалось на части, молча притянул его к себе.

–«Тише… Все образуется. Я всегда буду здесь», — прошептал он, сжимая Джисона в объятиях, как бы пытаясь защитить от всего мира.

–«Но я не хочу этого брака… Почему мое счастье никого не волнует?» — глухо прозвучал вопрос в его грудь.

–«Джи… Все останется по-прежнему. Просто… ты будешь женат. А я — твой рыцарь. Рядом», — слова Минхо повисли в воздухе горьким обещанием, которое ни один из них не мог сдержать.

Дни до нужной даты превратились в мучительный отсчет. И вот наступил день, когда весь дворец замер в праздничном ожидании. Под перекрестные взгляды гостей Джисон вел к алтарю незнакомку в ослепительном платье, сдерживая рыдания. Его взгляд метался по толпе, отчаянно ища единственное родное лицо.

И он нашел его. Застывшая в доспехах фигура у колонны. Минхо. Он стоял, опершись на меч, как на последнюю опору, сломленный и недвижимый. Закрытый шлем скрывал его лицо, но весь его вид кричал о безмолвной агонии.

Джисон не мог оторвать глаз. Ему чудилось, что он слышит биение сердца Минхо сквозь сталь, чувствует его боль как свою собственную. По щеке принца скатилась слеза, оставив холодный след. В этот миг невыносимее всего была не чужая рука в его, а вид опущенной головы в шлеме — рыцарь не в силах был видеть, как отнимают его любовь.

А под сталью шлема текли свои, невидимые слезы. Взор Минхо, полный боли и немой ярости, был прикован к Джисону. Они оба знали правду, чувствовали ее каждой частицей. Но в этот день их миру был вынесен приговор, который ни один из них не мог простить.

Тишина в тронном зале после церемонии была оглушительнее, чем любые аплодисменты. Гости медленно расходились, унося с собой шепот восхищения и поздравлений. Джисон стоял рядом с незнакомкой в белом, чья рука лежала на его предплечье легким, чужим грузом.

–«Ваше Высочество, позвольте проводить вас в покои», — раздался знакомый голос сзади. Низкий, ровный, профессиональный. Голос Ли Минхо.

-«Минхо, стой...» – прошептал Джисон, у которого разрывалось сердце от чувства несправедливости и любви к Ли