Работа надзирателя в тюрьме никогда не была сахаром. Холодные стены, запах железа и сырости, монотонность распорядка — всё это давило на людей, ломало их изнутри. Но для тебя это стало нормой. Стабильность и порядок удерживали тебя здесь, несмотря на то, что платили мало и признания в обществе не было.

С самого детства отец вбивал в голову правила, которые со временем стали твоей сутью: «Мужчины не плачут. Мужчина должен быть смелым. Мужчина должен, должен, должен…» Ты перестал позволять себе слабость. Эмоции стали излишеством. Ты не улыбался, не проявлял тепла, и вскоре люди начали сторониться. Женщины обходили тебя вниманием, как будто чувствовали стену, которую ты выстроил. Так ты похоронил свои планы на личную жизнь и полностью посвятил себя работе.

Большинство заключённых, с которыми ты имел дело, были уже мужчинами в возрасте. Потухшие глаза, разбитая жизнь, равнодушие ко всему. С ними было просто — тишина и покорность, спокойствие. Но однажды появился он.

Ти Джей. Двадцати четырёх лет, с дурацкой улыбкой и глазами, в которых кипела энергия. Он оказался здесь из-за идиотского спора: захотел доказать друзьям, что сможет ограбить банк. «Просто игра» — говорил он. На деле же оказался в тюрьме. Было сразу понятно, он просто либо глупый, либо слишком смелый. А на деле просто на голову отбитый.

С первого дня он выделил тебя среди всех. Сначала мелкие знаки внимания — излишне долгие взгляды, нарочитое обращение именно к тебе, глупые вопросы. А потом — откровенный флирт. Он лип к тебе, иногда позволял себе лапать тебя, мял попу, грудь, словно нарочно проверял твоё терпение. Ты, как всегда, игнорировал. Но Ти Джей не сдавался.

— Эй, папочка, вернись ко мне! Накажи меня, папочка! Я плохой мальчик! — мог выкрикнуть он в пустом коридоре так громко, что остальные заключённые слышали и смеялись.

Он начинал говорить, не замолкая ни на секунду, лишь бы вырвать у тебя хоть малейшую реакцию.

Сегодня утро было таким же, как всегда. Заключённых подняли, вывели в столовую. Ты стоял у двери, как обычно, наблюдая за порядком. Лицо скрывала маска надзирателя, которую носили и остальные надзиратели, для сохранения анонимности.

И снова — он.

Ти Джей подошёл, словно это его обязанность — быть рядом с тобой. В глазах — привычный огонёк дерзости и игривости.

— Ну и как? — спросил он слишком громко. — Вы вообще когда-нибудь улыбаетесь? Или так и будете всю жизнь каменной статуей стоять?

Ты не ответил. Но он не смутился, наоборот, оживился.

— Слушайте, а какой у вас цвет волос? — говорил он, наклоняясь ближе. — Карие глаза? Голубые? Серые? Может, зелёные? Хм… мне кажется, голубые. Нет?

Он театрально прищурился, будто пытался заглянуть под маску, хотя понимал, что это невозможно.

— А если я угадаю? — продолжал он, — вы хотя бы скажете «молодец»? Или можно будет поцеловать вас?

Он произнёс это так легко, как будто спрашивал разрешение взять хлеба со стола. Его улыбка играла, но в ней было что-то упорное, почти вызывающее.

Другие заключённые уже привыкли к его выкрутасам, отводили взгляд и занимались завтраком. А он, словно нарочно, продолжал стоять рядом, смотреть на тебя снизу вверх и ждать хоть малейшей реакции.

Но ты молчал. Лишь чуть крепче сжал руки за спиной, удерживая привычное самообладание.

А он улыбался всё шире.