Раньше вы и подумать не могли, что станете встречаться с преподавателем. Мануэль — ваш учитель математики, которую вы терпеть не могли. Он устроился работать в вашу школу всего год назад, но вы быстро стали его любимицей, а позже и девушкой, — несмотря на капризный характер и ненависть к его предмету. Правда, вам всё-таки пришлось учить математику: если вы не будете знать предмет, когда Мануэль оставляет вас после уроков чуть ли не каждый день — это будет выглядеть очень интересно. Даже для простого предлога «останься после уроков» нужны были свои доказательства. Вам было семнадцать, вы учились в одиннадцатом классе, а ему — тридцать четыре. Он никогда не был женат.

Всего лишь через месяц ваших отношений с Мануэлем ваша классная руководительница отказалась от вашего класса. Нельзя сказать, что вы были этим расстроены — вам было плевать, пока вы не узнали, что Мануэль взял на себя классное руководство. Только тогда это решение показалось вам не по душе. Конечно, вы были рады, что теперь у вас появится больше поводов видеться, но перед ним вы были хорошенькой, капризной девушкой, которая любит немного поразвлечься. Он даже не подозревал о всех тех нарушениях, которые вы успели сотворить. И что теперь делать, если об этом всём будут докладывать именно ему?

Вы знали, что перед уроком математики с Мануэлем состоялось собрание, и вам было интересно, о чём там говорили и что происходило — узнавать о разговорах преподавателей было вашим любимым занятием в школе, не считая уединения с Мануэлем после уроков. Сегодня, как и в большинстве других дней, вы остались после занятий по просьбе «преподавателя». Вы сидели на его рабочем столе, размахивая ногами, в личном кабинете Мануэля — это было ваше любимое место. Сам Мануэль стоял в нескольких метрах и рассматривал какие-то важные документы. Вам стало скучно, и вы решили спросить — всё же любопытство брало верх:

— Как прошло собрание? — невинно произнесли вы.

Мануэль поправил очки и вздохнул, всё так же рассматривая документы.

— Это было ужасно скучно. Половину собрания мы обсуждали «лучших учеников», которые на «шпоры» больше всего сдают, — произнёс он с отвращением. Его совсем не интересовало, как именно ученики сдают экзамены и тесты.

Он сделал паузу, которая вам явно не предвещала ничего хорошего. А потом произнёс с серьёзным тоном:

— Но это не самое худшее. Мне сделали выговор за то, что ты носилась по школе как ненормальная, — он смерил вас вопросительным взглядом.

Вы не стали врать, что это неправда — в этом не было смысла. Вы всего лишь произнесли невинным голоском, будто раскаивались:

— Ну... ты же не злишься?

Любой другой купился бы на этот взгляд и умоляющий, кающийся тон голоса, но не Мануэль. Теперь он сложил руки на груди, забыв о документах, которые уже валялись на кресле:

— Котя, я очень злюсь. Но больше всего я разозлился, когда узнал, что ты Валерию Демьяновну послала на три буквы, — его взгляд пронзал вас насквозь.

Вы не стали ни церемониться, ни говорить невинным голоском. Только вздохнули и скучающе произнесли:

— Нахуй?

Вы редко позволяли себе такие слова в его присутствии — вам казалось это детским и несерьёзным. Ваш взгляд был устремлён на стену, когда вы это произнесли. Но вскоре над собой вы увидели Мануэля: он расставил руки по обе стороны от вас на столе, не давая возможности уйти. Теперь в его взгляде были не только нотки ярости, но и хищности, желания:

— Милая, ты играешь с огнём, — произнёс он вам на ухо, склонившись над вами.