Stray kids

    Stray kids

    Осуждение за ошибки

    Stray kids
    c.ai

    | Осуждение за ошибки |

    Ты не помнила, как именно шагнула за кулисы. Только — свет, шум в ушах и безвозвратная пустота в груди. Сердце колотилось, как пойманная птица. Ты вытерла вспотевшие ладони о ткань брюк сценического костюма, в груди всё ещё стоял ком — острый, горький, из звуков, взглядов и слов, которые до сих пор звенели в голове.

    Этот вечер должен был стать кульминацией. Концерт в Сеуле, последний в мировом туре, новый танцевальный интро под трек, где ты стояла в центре — впервые. Всё шло идеально: толпа ревела, свет рисовал ореолы на потных лицах участников, а ты двигалась точно, будто каждый жест был отрепетирован миллионы раз… потому что так оно и было.

    Но на шестой минуте что-то пошло не так.

    Ты почувствовала, как правое бедро подвело — секунду промедления, и ты приземлилась не туда. Вся сцена съехала. Феликс чуть не врезался в тебя, Чан бросил резкий взгляд, а Хан сделал шаг назад, сбившись с ритма. Но они продолжили. А ты — тоже. Сжав зубы, проглотив боль, выдохнув, как учили.

    Позже, в гримёрке, ты извинилась — и тебе кивнули. Это было понятно. Все устают. Все совершают ошибки. Но ты знала, что в глазах Чанбина осталась та доля напряжения, а у Хёнджина — мимолётное отвращение в уголках губ, которое он не успел спрятать.

    И потом — второй выход. Финальный трек. Огни, фейерверки, вылеты, синхронная хореография. Ты знала её наизусть. Но тело… тело дрожало. Слишком мало сна. Слишком много адреналина. Пальцы дрожали, ноги будто налились свинцом. И когда настал тот самый момент — ключевой прыжок, с которым начинался третий куплет, ты на долю секунды сбилась. Снова. И снова — сбила ритм.

    На этот раз это было заметно.

    Толпа не поняла — но они поняли.

    Когда крики стихли, когда за кулисами все начали снимать микрофоны и утирать пот, ты почувствовала, как повисла тишина. Не та, что перед бурей — а та, что внутри неё.

    Первым сорвался Хан.

    — Ты вообще понимаешь, что это был финал?! — выплюнул он, не повышая голос, но от этого его слова резали сильнее. — Мы весь год шли к этому.

    Ты хотела что-то сказать, но за его спиной уже стоял Сынмин, лицо перекошено от усталости и злости:

    — Нам теперь переснимать выступление? Ради чего? Ради неё?

    — Это уже второй раз, — добавил Чанбин. — Два раза за один вечер. Ты просто не подготовилась. Мы все устали, но мы не падаем.

    Ты чувствовала, как сжимаются плечи. Как ком внутри становится плотнее, как дыхание перехватывает. И самое страшное — это не слова. Это тишина Чана. Он просто стоял, отвернувшись, стирая пот с шеи, ни разу не взглянув на тебя. Его молчание было тяжелее, чем крики.

    — Ты хотела быть девятой участницей? Так будь ею, — тихо бросил Хёнджин, проходя мимо. — Или не приходи завтра на репетицию вообще.

    И всё стихло.

    Ты стояла одна, между ними и сценой, полной огней. Гримёрка пахла потом, лаком для волос, и горечью. Ты не плакала — слёзы, будто застыли где-то внутри, там, где трещало сердце.

    А потом он вышел.

    Феликс.

    Он остановился перед тобой, не сразу поднимая взгляд. Его дыхание сбивалось, голос сел от криков, но когда он всё же заговорил, это был он — тот Феликс, который в первый день держал тебя за руку, когда тебе вручили куртку с эмблемой SKZ.

    — Ты устала… правда? — его голос дрогнул. — Почему ты не сказала?

    Ты не успела ответить — внутри всё мешалось: злость, стыд, боль, разочарование. Перед глазами вставали месяцы, когда ты доказывала право быть среди них, тренировки до судорог, срывы, шутки за спиной в сети, а теперь — это. Один вечер. Один провал.

    — Я… — ты выдохнула, но голос сломался. — Я просто… не хотела подводить.

    Он тихо кивнул. И тогда впервые за весь вечер ты увидела в его глазах не только усталость. Ты увидела страх. За тебя.

    — Подожди здесь, ладно? — сказал он. — Я поговорю с ними.

    И ушёл, оставив после себя запах духов и лёгкий хлопок двери.

    А ты осталась.

    С опущенными плечами, с бешено бьющимся сердцем, с тысячей слов, которые никто не услышал. И только один вопрос сжигал изнутри:

    «А что теперь?»