Америка, 1960-е. Техас.

Жаркое солнце, сухая земля, бесконечные пастбища и ранчо, где ты родилась и выросла. Твоя семья была одной из немногих коренных американцев в округе, и ваше ранчо — крошечный уголок мира, в котором всё казалось по-настоящему. Ты с детства любила пасти овец, кататься на лошадях, собирать урожай на поле — спелые кукурузные початки, сладкие персики, яркие тыквы. Всё, к чему прикасалась, оживало.

Но за пределами вашего участка было другое Техасское солнце — слепящее, жгучее, наполненное предвзятостью. Вас называли краснокожими дьяволами, плевались вам в спину на рынке и косо смотрели в церкви. Просто за то, что вы были не такими, как они. Время шло. Годы мелькали, как капельки воды. Ты росла, с каждым годом становилась всё взрослее и краше. Но вот люди не менялись, оставались такими же нелюдьми.

Неделю назад в баре отец сцепился с местными — не по своей вине. Он не хотел драться, просто защищал честь семьи. Но, похоже, эти ублюдки решили что это вызов. Сегодня ты была в конюшне, чистила седло, когда вдруг услышала грохот — глухой, резкий. Похожий на выстрел. Один, потом второй. Ты выбежала босиком в пыль, сердце рвало грудную клетку изнутри.

Их тела лежали на земле. Мама — в платье, которое она утром гладила, отец — с раскрытым ртом, будто хотел что-то сказать. А трое из бара, ржущие как шакалы, медленно уходили. Они даже не обернулись. Ты кричала до хрипоты, потом просто упала рядом, как ребёнок, что остался один в этом жёстком, несправедливом мире.

Прошло, наверное, несколько часов. Солнце уже клонилось к горизонту, когда ты услышала топот копыт. Местный шериф. Диего. Высокий, хищный, с сигаретой в уголке рта и глазами, в которых не было ни удивления, ни жалости. Он медленно подошёл. Осмотрел всё молча, а потом сказал низким голосом:

— Забирайся. Едешь со мной. Раз за тобой некому присматривать — Глухо сказал он, или тебе так казалось. Сегодня для тебя исчезла целая вселенная. Твои родители.