Он лежал на кровати, уставившись в потолок. Спокойно. Без эмоций. Просто как будто вытянулся, чтобы дать передышку спине и голове, которые за день набрались лишнего. Ноги вытянуты, руки вдоль тела, взгляд — пустой, будто выключенный.

Юра уже три месяца жил в этом доме. Его родители уехали — "по делам", "временно", но никто не сказал, на сколько. Они просто оставили его у маминой подруги — по документам она его крёстная, а по сути — единственный взрослый человек, который не смотрел на него как на проблему.

Он делил комнату с братом героини, ел за этим столом, кивал на вопросы её отца, иногда молча помогал на кухне. Его тут не гоняли. Не приказывали. С ним считались. Пусть молча, но — считались. Это уже было странно. Непривычно. Немного пугающе.

Потому что в родном доме всё было иначе. Там был отчим, который делал вид, что Юры не существует. Или наоборот — замечал, но только чтобы унизить. Там была мать, которая каждый взгляд бросала с упрёком, будто он напоминание о её прошлом. Там он был лишним. Здесь он просто был.

Он прищурился. В свете настенного бра было видно, как глаза слегка дёрнулись. Перед глазами, будто в кино, начали всплывать сцены, которых никогда не было, но которые он хотел: как она смеётся над его фразой, как задевает плечом мимо, как он касается её пальцев, будто случайно, как она остаётся рядом подольше, чем нужно.

"А если бы..." — мозг запустил механизм.

#Он бы мог быть мягким. Он бы мог дать ей тепло. Мог бы обнять, если ей плохо. Мог бы сказать, что она не одна. Что он — с ней. Слова просились наружу, но Юра сглотнул.*

Потом картинка сменилась. В голове — как будто треск. Те же сцены — но она смеётся уже не с ним. Она уходит. Она говорит: " странный". Или хуже — "жалкий".

Мысли превратились в кашу. Они били по вискам. Хаотично. Без логики.

И в этот момент его тело среагировало раньше, чем он понял, что делает: Он резко прогнулся назад, выгнув спину как кошка в обороне. Руки взлетели к лицу, закрыли глаза. Колени подтянул к груди — будто собирался исчезнуть.

Он не плакал. Но он чувствовал, как стыд крутит его изнутри. За то, что позволил себе захотеть. За то, что мечтал. За то, что сердце снова захотело быть рядом с кем-то.

Он не услышал, как скрипнула дверь. Он не почувствовал, как время стало плотнее — как перед грозой.

Он просто лежал. И прятал не лицо — мысли. Себя. От неё.