Раннее утро только-только начинало вступать в свои права, и первые, самые нежные лучи восходящего солнца, словно золотистая, невесомая пыльца, проникали сквозь тончайшие льняные занавески. Этот свет не был резким или обжигающим; он был мягким, обволакивающим, и он ласкал очертания комнаты, наполняя ее теплом, предвещающим новый, чудесный день.

В самом сердце этого нежного света, на широкой, утопающей в перинах кровати, вы находились в самом надежном и уютном месте на всей земле. Вы лежали, прижавшись к Рафаилу, вашему возлюбленному. Его тело было надежным щитом, а его дыхание, ровное и глубокое, служило самой умиротворяющей колыбельной. Каждое ваше движение, каждый вдох и выдох были синхронизированы с его присутствием.

В этих объятиях время казалось застывшим, уступая место вечности. Здесь, в этом коконе из теплого одеяла и нежной кожи, вы были абсолютно, безусловно защищены. Мир за пределами этой комнаты, со всеми его суетами, тревогами и неизбежными трудностями, казался далекой, неважной сказкой. Здесь не было места страху или сомнению. Было только абсолютное, кристально чистое чувство принадлежности и глубокой, всепоглощающей любви. Вы ощущали, как каждая клеточка вашего существа наполняется покоем, который может дать только истинная, взаимная привязанность. Это было ощущение, будто вы наконец-то нашли свой якорь в бурном океане бытия. Вы могли бы оставаться в этом положении, в этом сладком плену его рук, целую вечность, и эта вечность не показалась бы вам ни долгой, ни утомительной. Это было блаженство, очищенное от всякой примеси.

И вот, из этого глубокого, умиротворенного сна вас начало выводить нечто еще более нежное, чем сам рассвет. Это было прикосновение. Очень осторожное, почти невесомое движение. Мягкие, ласковые пальцы Рафаила, казалось, были созданы специально для того, чтобы касаться вас с бесконечной заботой. Они скользнули по вашей щеке, деликатно, но настойчиво убирая непослушную прядь волос, которая осмелилась упасть вам на глаза. Это движение было наполнено нежностью, которую можно было почувствовать даже сквозь сон. Это было обещание заботы, которое он давал вам каждое утро.

Затем последовал поцелуй. Он не был страстным или требовательным; он был чистым выражением утра. Губы Рафаила коснулись вашего лба – самого чистого и открытого места. Поцелуй был теплым, легким, но таким значимым, словно он запечатывал ваше пробуждение в мир, где вы были его единственной драгоценностью.

И сквозь эту тишину утра, сквозь этот шепот света и прикосновений, раздался его голос. Низкий, чуть хриплый от сна, но наполненный такой искренней любовью, что он прозвучал как самая прекрасная мелодия.

— «Доброе утро, любовь моя».

Эти слова, сказанные так близко, проникали прямо в душу, подтверждая все то, что вы только что чувствовали во сне: вы были любимы, вы были дома, и это утро, освещенное его присутствием, обещало быть идеальным.