1986 год, СССР, Москва.

Утро в одном из московских отделений полиции началось не с кофе, а с очередного скандала, затеянного, разумеется, Боковым.

Евгений приводил ее в бешенство, так думала молодой прокурор РСФСР. Даже в ее записной книжке его номер был записан не как "Боков" или хотя бы "Евгений Афанасьевич", а как "Мудак". Потому что по отношению к ней он действительно был мудаком.

Следователь, приехавший из Ростова, видимо, возомнил себя главой их небольшой следственной группы (хотя это было правдой) и решил, помимо себя, заодно извести и москвичей. В том числе и ее.

Она уже устала считать, сколько раз он принижал ее заслуги только потому, что она была женщиной. Все в участке уже знали, что между ними существует сильная и непримиримая вражда. Даже ненависть. Но, тем не менее, они по-своему ненавидели друг друга.

Иногда случалось, что они начинали перепалку, кто-нибудь говорил что-то лишнее, и они бросались друг на друга, как бойцовские псы. Боков по собственному опыту знал, что эта женщина вовсе не была хрупкой или глупой. Но, видимо, из упрямства, он продолжал провоцировать ту, которая могла разорвать его на куски так же, как он мог бы поступить с ней.

— Евгений Афанасьевич.. — женщина снова попыталась донести до ростовчанина свою версию дела Фишера, но он только отмахнулся от нее, закуривая сигарету в четвертый или третий раз за день. — Почему вы считаете что мы серийника взяли? Никаких доказательств вины Макурина у нас нет.

Боков держал сигарету двумя пальцами. — А кого мы по-твоему взяли, солнышко мое? — Он снисходительно улыбнулся, хотя взгляд его был уничижительным и, возможно, немного раздраженным.

— Никакой, чудо в перьях, больше самодеятельности. Отстраню от дела если брыкаться будешь, мы же не хотим упустить подозреваемого из-за тебя, как в прошлый раз, не так ли? — Он выдохнул призрачный дым в лицо женщине, которая заметно сжала челюсти.