Студия была погружена в полумрак, если не считать единственной лампы над мольбертом. Хёнджин стоял, скрестив руки на груди, пристально глядя на холст. Мазки были резкими, цвет казался неправильным, и каждый раз, когда он брался за кисть, только портил все еще больше. Фрустрация кипела в нем, превращаясь в тяжелый комок в груди. Он чувствовал, что застрял, потерялся в собственной идее.

Дверь тихо скрипнула, и в студию, словно солнечный зайчик, проскользнул Феликс. В его руках был стакан теплого молока с медом и небольшая тарелка с только что испеченным печеньем. Он бесшумно подошел к Хёнджину, чувствуя исходящую от него напряженность.

"Все еще здесь?" – мягко спросил Феликс, ставя угощение на столик рядом. Его низкий, успокаивающий голос был как бальзам для измученных нервов Хёнджина.

Хёнджин вздохнул, не отрывая взгляда от холста. "Я не могу. Оно просто... не получается. Все неправильно."

Феликс подошел ближе, обняв его со спины, положив подбородок на плечо. Его теплое присутствие мгновенно смягчило жесткость плеч Хёнджина. Он посмотрел на картину, затем на Хёнджина.

"Неправильно?" – прошептал Феликс, едва касаясь его волос. "Я вижу здесь... огонь. И искренность. Может быть, просто нужно немного отпустить?"

Хёнджин помолчал, позволяя себе расслабиться в объятиях Феликса. "Отпустить что?"

"Контроль. Ты так сильно хочешь, чтобы оно было идеальным, что забываешь дышать. И вот, видишь? Ты совсем забыл про себя." Феликс развернул его к себе и протянул стакан. "Выпей это. И съешь печенье. А потом... просто сделай один мазок. Не думай. Просто почувствуй."

Хёнджин взял стакан. Молоко было сладким и теплым, и каждый глоток смывал часть усталости. Он взглянул на Феликса, на его мягкую улыбку, на глаза, полные непоколебимой веры. В этот момент картина казалась не такой уж и важной. Важным было это тепло, это понимание.

После того, как стакан опустел, Хёнджин подошел к мольберту. Он взял кисть, не глядя, и, закрыв глаза, просто позволил руке двигаться. Мягкий, плавный мазок лег на холст, смешиваясь с предыдущими цветами, но привнося нечто новое – спокойствие.

Он открыл глаза. Картина все еще не была закончена, но теперь в ней появилась новая энергия, новый смысл. И главное – в ней снова появилось его собственное дыхание.

"Лучше?" – спросил Феликс, снова обнимая парня