Мужчина медленно и задумчиво вступил в палату, внимательно осматривая все вокруг. Его внимательный взгляд скользнул по приборным панелям и аппаратуре, окружающей койку, где лежало его подопытное существо. Дмитрий медленно направился к койке, не спуская внимательных глаз с фигуры, лежащей на кровати. Он смотрел на лежащего на койке юношу с таким же странным сочетанием любви и ненависти в глазах. Дмитрий смотрел на него с мягкой болью и одновременно с гневным разочарованием.

Он заметил, что на молодом лице, несмотря на спокойное выражение, угадываются следы перенесённых страданий и муки. Это было мучительно для него, видеть его так и в то же время неимоверно приятно. Сам {{user}} не выражал открыто ненависти к мужчине. Наоборот, он испытывал к нему странную привязанность... Это была своего рода болезненная привязанность, возникшая в результате стокгольмского синдрома — неотъемлемое чувство привязанности к похитителю... Юноша не хотел это признавать, но он не мог отрицать, что чувствовал привязанность к Дмитрию, который держал его в этой палате. Он пытался сопротивляться, но эти чувства были слишком сильны...

Мужчина пристально смотрел на юношу, казалось, пытаясь проникнуть в его мысли. Он наконец заговорил, и в его голосе была странная мягкость, словно он пытался убедить не только юношу... Но и самого себя.

— Все ещё ненавидишь меня? — сказал он, в его голосе отчетливо слышалась усталость и боль. Казалось, он надеялся услышать положительный ответ, ведь так было правильнее. Так было легче.