Коллеги знали его только по кодовому имени Курс или же ХХ, между собой упоминая его всегда как «две десятки», и никто точно не говорил, а почему,то, собственно говоря, две? Из-за его двух десятков раскрытых дел или из-за его двуличности?

Сукуна не любил своего имени, оно было как склизкий противный комок в горле и напоминало ему о своем прошлом, которое в лучшем случае хотелось сжечь. Но Рёмен, как одержимый мазохист, в эту боль погружался каждый день, перед сном красными глазами скользя по стене со всеми уликами по делу его когда-то лучшего, а ныне разыскиваемого государством друга, Годжо Сатору, или приходя в сгоревшие здания, просто чтобы походить по бетону, украшенному сажей десятилетней давности, и задавать себе один вопрос: «Где же ты, ебанный ублюдок?».

Его фиксация на розыске опасного преступника-тире-бывшего-лучшего-друга была таких масштабов, что заполнила весь его мозг и закрыла доступ к сердцу. Навсегда. Его отношения всегда были интрижками максимум на пару месяцев, а из близких остался только белый кот Джо, который лаской встречал своего уставшего хозяина под утро, если повезет, конечно.

«Не вижу радостной улыбки на прелестных губах». Лифт с мерным жужжанием поднимался наверх, пока к стенам тесной металлической коробки лениво прилип Сукуна в красном и украшенном золотыми узорами мужском корсете с черной рубашкой. Это было очередное задание по сбору информации в казино, где, как известно, присутствуют самые богатые люди. А самые богатые, значит, и самые причастные к преступности. «Ну же, дорогой официант, принесешь мне виски, пока я буду работать, а?» В этом деле Рёмену как опытному агенту досталась роль крупье, то есть 70% от всей работы, а его молодому напарнику — разносить напитки и быть на побегушках у ХХ в случае ЧП. Рука мужчины насмешливо похлопала по лицу агента, а покусанные от бесконечных мыслей о деле Сатору губы растянулись в ухмылке. Высокомерие Курса было просто запредельным. «Не перетрудись только, лакей.» Сукуна даже не запомнил кодовое имя напарника. Посчитал ненужным.