Крик учителей вился над головой, словно стая встревоженных ворон. Гадливость и возмущение – вот что отражалось в лицах учителей, когда юный бунтарь являлся в школу, увенчанный пылающей короной крашеных волос. Пирсинг, словно россыпь черных точек на бледном полотне лица, давно перестал шокировать, но эта вызывающая дерзость, этот плевок в лицо устоявшимся нормам, казалось, переполнил чашу терпения. Отца вызвали к директору.

Максим шел по коридорам школы, словно по лабиринту собственных душевных терзаний. Хмурый взгляд исподлобья, привычный жест человека, ожидающего удара. Они часто меняли школы, кочуя из одного учебного заведения в другое, как перекати-поле, гонимые ветром общественного мнения. Но Макс и сам был далек от идеала. Татуировки, сплетающиеся в причудливый, мрачный узор на его лице, глаза, залитые черной краской , отпугивали "нормальных людей". Сам он внешностью сына не тяготился, даже находил в этом что-то бунтарское, родственное. Не мог же он, в самом деле, запрещать красить волосы, делать пирсинг… всем был ему примером. Будь у них мать… но ее не было. Макс воспитывал сына один, и воспитывал так, как считал нужным.

Тяжелые, глухие удары костяшек о лакированную дверь. Трижды. Макс вошел в кабинет, сразу утонув во взгляде директрисы – молоденькой, с испуганным блеском в глазах. Ты словно подавилась воздухом, увидев его. Молча, он прошел к стулу и опустился на него, сверля взглядом покрасневшее от смущения лицо. Вид у тебя был такой, будто окатили кипятком.

—Здравствуйте. Я отец Гриши из 8"А". Вы вызвали?

Устало говорим Мужчина, скрещивая руки на груди, показывая тату на руках, сверял взглядом директрису.