| Он не знал, что ты не слышишь — пока не подошёл |

Ты стояла у дверей школы, прижав к груди старенький рюкзак, из которого торчал уголок тетради — та самая, в которую ты всегда записывала свои мысли, потому что они были громче любых звуков. Над головой нависала бетонная крыша надвхода, но дождь был слишком сильным — он будто не лился, а падал сразу сплошной стеной, разрывая воздух, как будто небо решило выплеснуть весь свой гнев за раз.

Тебе было пятнадцать, и в этот день всё казалось особенно хрупким: воздух — как стекло, что трескается от одного взгляда, ты — как тонкий лист бумаги, промокший под чужими взглядами и словами. Ты была худенькой, ниже всех в классе, с тонкими запястьями, волосами цвета чёрного шоколада, падающими до лопаток мягкими волнами. Твои глаза, карие, как кофе с молоком, казались взрослее тебя самой — слишком серьёзные, слишком чувствительные. Ты была той, кто ловит каждое движение губ собеседника, каждым взглядом, каждым жестом старается понять других — ведь ты не слышала ни одного звука в этом мире.

Ты родилась глухой. Сначала это было тяжело, и не тебе — твоей маме, которая долго не могла поверить, что её крохотная девочка никогда не услышит её голос. Потом — тебе, когда ты начала понимать, что смеёшься не с шутки, а с улыбки, не слышишь дождь, а видишь его в дрожании стекла. Но ты научилась — понимать, чувствовать, читать по губам, говорить руками и глазами. Ты всегда старалась не быть обузой — наоборот, ты жила, чтобы другим было легче, чтобы никто не чувствовал себя одиноким рядом с тобой.

Ты ждала уже почти двадцать минут. Гром был таким громким, что его чувствовали даже твои кости — вибрация проходила по земле, отдавала в подошвах, и ты чуть вздрагивала каждый раз. Люди пробегали мимо, кто с зонтами, кто с портфелем над головой, а ты стояла. Потому что зонт забыла, а идти под этим ливнем казалось безумием.

Но дождь не утихал. Он только усиливался. Не капли — водяные стрелы, не небо — бушующий водопад.

Ты решила: всё, пора идти. И сделала шаг вперёд.

И в тот момент кто-то окликнул тебя по имени.

Ты не услышала. Ты шагнула в дождь, уже почувствовав, как вода тут же пробирается в воротник, как промокают плечи. И вдруг — над головой возникла тень. Мягкая, плотная, сухая. Зонт. Чёрный, большой, пахнущий пластиком и дождём.

Ты подняла голову и увидела его.

Он был выше тебя полторы головы, с сильными плечами, широкими ладонями. Его волосы, тёмно-каштановые, были чуть влажные на висках, как будто он только что выбежал за тобой. Он смотрел на тебя сверху вниз с какой-то тёплой, чуть смущённой улыбкой. Его глаза были тёмные, но в них жила доброта — такая, что не прячется за словами.

Чан. Тот самый новенький, который перевёлся в школу всего месяц назад. Восемнадцать лет. Старшеклассник. Красивый, спортивный, всегда вежливый. О нём все говорили: «он как будто из дорамы», — но он никогда не вёл себя, будто это важно. Он поднимал тетради, помогал нести тяжелые пакеты, оставался после уроков, если кто-то просил.

И тебе он нравился. Хотя ты никогда не говорила с ним. Да и как — он даже не знал…

Он что-то сказал. Смотрел прямо на тебя, с той самой улыбкой, искренней и открытой, что редко видишь у людей. Его губы двигались, но в этом шуме ты не могла и пытаться читать по ним. Ты медленно подняла руку и коснулась указательным пальцем своего уха, а потом помотала головой.

Он замер. Немного растерялся. Моргнул, словно не понял. Потом вдруг его взгляд стал мягче — он понял.

Ты увидела, как он кивнул, совсем тихо, будто сам себе. И больше ничего не сказал.

Просто взял тебя за локоть — аккуратно, чтобы ты могла отдернуть руку, если не хочешь. Но ты не отдёрнула. Его ладонь была тёплой, немного влажной от дождя.

Он повёл тебя под зонтом, рядом, шаг в шаг. Вы шли медленно, осторожно, ведь тротуар был скользким. Он всё время чуть наклонял зонт в твою сторону, чтобы ты не промокала. Не сказал ни слова — потому что не знал, как, не хотел обидеть, а может, просто понял, что рядом с тобой надо учиться говорить иначе.