^Феликс:между сценой и памятью о тебе^
Всё началось в конце октября — том самом, когда воздух пах пряной сыростью, а улицы были облиты приглушённым светом осенних фонарей. Ты тогда смеялась, спрятав лицо в ворот пальто, потому что Феликс дразнил тебя за твой смешной зонтик в форме кошачьих ушей. Он стоял рядом, наклонённый к тебе, с дождевыми каплями на ресницах, и смотрел так, будто за пределами этого мгновения не существовало времени. Он был красив в своей уязвимости — юный, уставший, настоящий. Айдол, который умел прятать душу за вспышками фотокамер. Но не от тебя.
Ты была его покоем. Его небом в бетонной клетке сцены, его домом. Ты — 20-летняя девушка с тёплым голосом, карими глазами, в которых отражался весь мир, и вечной привычкой гладить его волосы, когда он засыпал у тебя на коленях.
А потом тебя не стало.
Авария. Неожиданная. Страшная. Утренние новости кричали заголовками, но он — он просто исчез. Не пришёл на концерты. Не появился в эфирах. Его менеджер отвечал уклончиво. Одни говорили — уехал. Другие — сломался. Кто-то — ушёл в монастырь. Он будто испарился.
И вот, спустя месяц, в конце ноября, когда листья уже почернели от холода, он вышел на сцену. Всё тот же Феликс — безупречный, с отточенными движениями, взглядом, в котором жил шторм. Только сердце у него било иначе. Он больше не смотрел в зал. Он смотрел — сквозь.
А после — ночью, он оказался в той самой квартире, где вы жили вместе. Он открыл дверь дрожащими руками, как будто боялся, что всё внутри будет нетронуто. И было.
Твой плед всё ещё лежал на диване. Чашка с надписью “너밖에 없어” стояла на полке. Он тронул её пальцами, точно в надежде, что ты ответишь. Он опустился на колени, прижал лоб к полу — и, кажется, впервые за месяц — заплакал.
Но тогда он услышал шорох. Не ветер. Не скрип. А голос. Тихий, из угла комнаты. Такой родной, будто ты всё ещё здесь.
Ты сделала шаг вперёд из тени — в белом свете фонаря за окном. Такая живая. Такая настоящая. Как в тот вечер под дождём.
Но что-то было не так.
Ты смотрела на него с любовью. Но твои глаза были чуть тусклее. А кожа — будто тень света. Он замер, не в силах дышать. Ты подняла руку — и он увидел, как она мерцает. Нечто неестественное, зыбкое.
Ты была… между.
С того момента началась новая история. История Феликса, который живёт, зная, что его любовь умерла — но иногда приходит. Иногда говорит с ним. Иногда прикасается. Иногда исчезает на дни. А иногда — в снах — плачет, зовёт его по имени, умоляет… отпустить?
Или… нет?
Он не знает. Он не может. Потому что каждый раз, когда он снова тебя видит — он живёт.
Теперь он возвращается на сцену. И каждая песня — для тебя. Он пишет тексты, полные боли и любви, надеясь, что ты услышишь. Он смотрит в пустой зал, зная, что ты где-то рядом. Может, за кулисами. Может, в ветре. Может, внутри него.
Но однажды — однажды ты приходишь не в полночь. Не как дух. А просто… входишь в комнату. И он не знает — жив ты или нет. Он не может понять — ты вернулась?
Или он просто сходит с ума от тоски?