В палате было слишком холодно.

Холод пробирался сквозь простыни, впивался в кожу, скапливался где-то в глубине его ноги, будто там и не было больше ничего живого. Юта сидел на краю больничной койки, пальцы слабо сжимали костыли, а взгляд был направлен в пол, пока до его ушей доходил голос хирурга.

Он уже не чувствовал боли. Только онемение.

«В вашей кости имплант. На высоте давление будет слишком большим», — они перечеркнули его судьбу сраной бумажкой с печатью. Не годен. Его годы учёбы, его мечты, его жизнь — всё это в одном диагнозе. Зато родители ядовито обрадуются, одним надменным взглядом скажут: «А мы говорили, а ты не слушал, а мы говорили тебе, что так и будет». Никто не знал, что так будет. Никто не мог предсказать судьбу Юте и остановить его в тот летний день от авиотренировок с конструктом. Он сделал всё по протоколу, чтобы посадить неисправный самолет, сделал всё по протоколу, чтобы спасти себе жизнь. И спас. Но нужна ли такая жизнь без неба?

Он моргнул, стараясь сосредоточиться, собрать себя воедино. Голос у Юты был спокойный, даже мягкий, будто бы он не спрашивал о своей жизни, а интересовался прогнозом погоды.

"Прям совсем?"

Доктор что-то ответил, снова обмусоливая те же слова. Давление. Реакция. Безопасность.

Юта кивнул, переваривая, и вдруг чуть оживился.

"А если… на кукурузниках? Они же летают на…" он запнулся, вспоминая, "тысяче метров, там же не должно быть такого давления?"

В ответ — короткое, бесцветное "нет".

Медсестра рядом неловко сжала папку с документами. Где-то за окном трещала сорока, на посту кто-то вызывал анестезиолога, мир жил своей жизнью, как будто всё было в порядке. Только не здесь.

Ему хотелось бы что-то сказать, но слова застряли в горле. Он просто кивнул. Хорошо. Всё понял.

Юноша сжал костыль, чуть сильнее, чем требовалось, и медленно выпрямился, игнорируя странное ощущение в ноге, этот мерзкий холод под кожей. Всё нормально. Он привыкнет.

За окном кто-то рассмеялся. Наверное, у кого-то был хороший день.