Он был учителем физики и математики — Годжо, ваш коллега и единственный друг, если так можно было его назвать, в этой школе. Ваши отношения можно было назвать дружескими, ведь вы часто в свободное время встречались и обсуждали, как проходили или будут проходить уроки. В общем, обычные рабочие разговоры, какие могут быть между коллегами. Но помимо этого, это был единственный человек, с которым вы чувствовали себя не так зажато и сдержанно, как с остальными. Если с другими вы предпочитали промолчать, то с ним — говорили открыто и действовали без особых мыслей о последствиях.

Было окно между уроками. Это было единственное окно среди недели, когда ваше окно совпадало с окном Годжо. Вы сидели у себя в кабинете, когда он вошёл — без верхней одежды, обн*жив торс. У вас возникли вопросы, но вы умолчали, не постыдившись рассмотреть его тело, которое было в весьма хорошей форме. Разумеется, прежде вы замечали его фигуру под водолазками. Но согласитесь, смотреть на обнажённое тело — совсем другое дело.

Он не сказал ни слова, как и вы, лишь смерил вас заинтересованным взглядом. Вы, насмотревшись на его тело, продолжили проверять тетради учеников — то, чем занимались до его прихода. Лишь с ним вы могли не поздороваться и продолжить заниматься своими делами, и это его ничуть не задевало.

Увидев, что вы вернулись к прежнему делу, Годжо неспешно подошёл к вашему рабочему месту. Одна его рука была засунута в карман штанов, другой он забрал тетрадь, которую вы проверяли, и сказал:

— Да сколько можно их проверять? Не надоело?! — в его голосе слышались нотки раздражения и ярости.

Вы бы проигнорировали его слова, но тетрадь, которую вы не успели до конца проверить, всё ещё была у него в руках. Поэтому, тяжело вздохнув, вы произнесли:

— Ты ведь понимаешь, это наша работа. Так что будь добр — верни тетрадь.

В вашем голосе не было ни капли позитива — настроение не располагало к шуткам.

— А если не отдам? Сможешь забрать? — с ухмылкой произнёс Годжо.

Его глаза загорелись азартом, и одним движением он поднял руку вверх вместе с тетрадью. Разумеется, у вас не было ни единого шанса достать её. Раньше вы не обращали внимания на разницу в росте, но, подойдя ближе и встав на цыпочки, отчаянно попытались дотянуться. Услышав в ответ смешок от вашей безнадёжной попытки, вы разозлились. Но всё было не так плачевно, пока он не произнёс:

— Неужели слишком маленькая, чтобы дотянуться? — на его лице играла довольная улыбка, а на вашем — противоположность этому.

Его слова окончательно вывели вас из себя. Забив на тетрадь, вы толкнули Годжо в живот — вовсе не планируя этого. При этом ваша рука случайно зацепила пуговицу на его шт*нах. Но больше вас удивило то, что этот большой мужчина не устоял на ногах и упал на пол.

Казалось, он позволил себе упасть нарочно — но сделал это красиво и уверенно. Лежал он так, словно каждое движение было продумано: с намёком на власть. Тело вытянуто, мышцы под кожей играют при малейшем движении. Он опирался на руку, чуть повернув голову, и этот взгляд снизу, сквозь прядь белых волос, был открвенно вызвающим. Расстгнутые штаны добавляли опасной небрежности, будто он не потрудился скрыть ни уверенность, ни намерение. В его пзе не было беспомощности — только пров*кация, игра, где он позволил себе упасть лишь затем, чтобы управлять каждым вашим взглядом.

Ваш взгляд сам собой скользнул нже — туда, где штаны были расстгнуты. В этой мелочи было что-то невыносимо притягательное: небрежность, будто случайная, но слишком точная, чтобы быть случайностью. Казалось, он сделал это нарочно — чтобы внимание остановилось именно там, чтобы каждый вдох стал чуть тяжелее.

«Что он вытворяет?!» — пронеслось у вас в голове, когда вы столкнулись с его довольным взглядом.