Кабинет был маленьким и слишком уютным для такого места, здесь пахло несвежими документами, старым кофе и мужским одеколоном. Потёртые деревянные полки с невзрачными книгами, стенка с делами, стулья, обитые кожей, которая немного потрескалась, но всё ещё держалась.

Он подошёл к столу, открыл шкафчик и достал банку с растворимым кофе. Жёстким движением насыпал в чашки, налил кипяток. Сахара не было. Евгений не любил этот липкий, сладкий привкус. А вот конфеты — были. Мужчина не задумывался, как это смотрится со стороны, просто вытащил одну и положил перед ней.

Следователь посмотрел на неё, оценивающе, словно сканируя её внутреннюю реакцию. Как всегда — она будет сдержана, или же попытается отпустить свою неуверенность в шутки.

Девушка молчала. Тот самый робкий взгляд, тусклый, но полон скрытого страха.

Он вновь глянул на неё и наконец заговорил. Её испуг не выходил за пределы нормального, её взгляд пытался скрыться за нервными движениями, но он был уверен, что она что-то знает. Точно.

— Ты видела, как забрали мальчика.

Она вздрогнула, как если бы его слова были ударом.

— Я не уверена, — её голос был еле слышным, как шёпот.

Боков медленно склонился вперёд, его пальцы коснулись края стола. Он уже знал, что её нерешительность скоро сойдёт с ума, но сначала он должен был напугать её. Не физически — нет, он был умнее. Боль в её душе была намного глубже, чем физическая.

— Хорошо, ты не уверена, а мальчик, вероятно, умрёт к утру. Будешь потом себя винить, потому что испугалась оболгать человека. — его голос стал низким, угрожающим. — Если ты хочешь помочь, расскажи всё, как есть. Если нет, я закрою эту дверь.

Она молча кивнула, её пальцы сжались в кулак, она старалась говорить. Но в её глазах снова плескалась та самая неуверенность, которую Боков так ненавидел. Боков медленно откинулся в кресле, вытягивая руки, и снова посмотрел на неё.

— Теперь рассказывай всё, что помнишь.