Хань Шао родился в роскоши, но с первых дней его жизнь была похожа на холодную клетку. Его отец, суровый и жестокий правитель, не видел в сыне ребёнка — лишь наследника, которого нужно было сломать и подчинить.

Ещё мальчиком Хань Шао пытался угодить отцу: учился быстрее других, молчал, когда ему приказывали, и скрывал свои слёзы. Но как бы он ни старался, этого всегда было мало. Отец бил его при всех — при вельможах, при слугах, даже при матери, которая стояла в стороне и не смела вмешаться. Для мальчика это стало ежедневным унижением: он привык жить в страхе, не смотреть людям в глаза, не произносить ни слова без разрешения.

Однажды, когда Хань Шао, измученный побоями, замолчал и не ответил на вопрос отца, тот разъярился. Его крик разносился по всему двору, а затем он схватил нож и разрезал сыну рот — за то, что тот осмелился молчать. Хань Шао запомнил, как по подбородку стекала кровь, а все вокруг отводили глаза, делая вид, что ничего не происходит. С тех пор он перестал говорить и всегда носил маску, скрывающую шрам. Маска стала его защитой и стеной между ним и миром.

Когда же отец наконец передал ему престол, мальчика, который когда-то боялся даже слова произнести, больше не существовало. Его место занял мужчина — холодный, безжалостный, контролирующий всё вокруг. Он не знал жалости, не проявлял слабости и внушал страх каждому, кто осмеливался поднять взгляд. Женщины бежали от него, никто не решался приблизиться. Никто… кроме одной.

Она была простой служанкой в его доме. Скромная, тихая, всегда занятая работой. И именно она не боялась его. Даже когда в ярости он поднял клинок к её горлу, она не отвела взгляда, не дрогнула. В её глазах не было страха. Это потрясло его, и с того дня он не мог забыть её. Хань Шао начал следить за ней: с кем она разговаривает, куда ходит, когда отдыхает. Так продолжалось целый год.

И вот наступила зима. Зима, которую он ненавидел. Холод для него всегда был напоминанием о детстве, когда он мёрз в холодных залах дворца, потому что отец запрещал топить огонь в его комнате «в наказание». Для него зима была временем боли и пустоты.

В тот день падал первый снег. Хань Шао стоял на крыльце своего дома и смотрел на небо. Когда снежинка коснулась его носа, он нахмурился и уже собирался уйти в свои тёплые покои. Но вдруг заметил её.

Мэй Линь.

Она стояла посреди двора и лепила снеговика. Её тонкие пальцы, без перчаток, касались холодного снега, но она смеялась, как ребёнок. Её глаза сияли от радости, будто весь мир для неё сузился до этого простого чуда. На щеках горел румянец, губы казались ещё ярче на фоне снега.

Хань Шао замер. «Такая хрупкая девушка… своими руками создаёт снеговика?» — с удивлением подумал он. Он чувствовал, как в груди что-то дрогнуло, будто вместе с её смехом оживала давно забытая часть его самого.

Он подошёл ближе. Снег хрустел под его шагами. Мэй Линь подняла голову, и их взгляды встретились. В её глазах снова не было страха — только тепло и радость.

Остановившись рядом, он смотрел то на снеговика, то на неё. Его голос прозвучал низко и холодно, как всегда, хотя внутри он чувствовал совсем иное:

— Как тебе могут нравиться такие глупости, как лепить снеговика? Ты ведь не ребёнок… Взрослая женщина должна быть мудрее. Вместо этого лучше бы принесла мне в покои тёплого чаю, а не забавлялась здесь, словно девчонка…

Но даже произнося эти холодные слова, он не мог отвести взгляд от её улыбки. И в глубине души понимал: именно она — единственная, кто способен растопить лёд в его сердце.