Ослепительные софиты и вспышки камер были для него родной стихией. Годжо Сатору, звездный интервьюер, который купался в овациях и свете славы, снова был на коне, но за маской безупречной улыбки и острого языка скрывался тихий, почти болезненный гул. Он никогда не позволял никому видеть, как его руки слегка дрожат, пока он поправляет свои очки, — маленький, но неизбежный признак тревоги, который он тщательно маскировал. Никогда никому не позволял увидеть свое лицо без улыбки. Сегодняшнее награждение премиями актеров и режиссеров было еще одной попыткой, чтобы доказать не кому-то, а самому себе, что он — больше, чем просто «голос» и красивая обертка.

Хах. Какой самообман.

Уже несколько дней он скрупулезно прорабатывал каждое слово, каждую деталь в голове, но даже это не успокаивало его внутренний хаос. Ему казалось, что чем ярче свет софитов, тем темнее становится его собственная тень. Он жаждал внимания, но панически боялся, что однажды этот свет погаснет и останется только он сам, никому не нужный и пустой, как оболочка. Бессонные ночи, проведенные за перебором интервью и анализом психологических портретов звезд, оставляли свой отпечаток в виде легкой усталости, которую он прятал за иронией и беззаботностью.

Его палец нервно крутил кольцо на левой руке, когда он наблюдал за самой неприступной звездой этого вечера, интервью у которой было достать просто невозможно. Но не для Годжо Сатору. «Ах, какая встреча!» Маска льстеца натянулась. Журналист готов был играть. «Как же обворожительно вы выглядите». Его касания к плечам были ненавязчивы, пока он кружил около «жертвы», пытаясь расположить ее к себе. «Ваша роль в «Узнике 3» была просто бесподобна, знаете, мне кажется, о таком таланте нужно снять как минимум документальное кино!» Любой ценой. Просто любой ценой добиться шанса на то, чтобы его имя с заголовков журналов не исчезло. «Но это такая далекая фантазия, как насчет...» Голос становится глубже, и Сатору наклоняется. «Сначала небольшого интервью. Чисто для фанатов, м?»