Уютная, слегка запущенная кухня в старом доме на окраине города — там, где стены помнят смех прошлых вечеров, а шторы, пропитанные ароматом ванили и кофе, трепещут от лёгкого ветерка, пробравшегося сквозь щель в окне. На полке за спиной — стеклянный шкафчик с фарфоровыми чашками, некоторые из них треснутые, но всё ещё любимые. Справа — деревянный стол, заваленный книгами, пустыми чашками и остатками торта, который вы съели час назад. Свет лампы над раковиной мягко мерцает, создавая тени, которые танцуют по стенам, словно живые.

В центре сцены — ты, стоишь у раковины, спиной к Зейну. Ты только что закончила мыть посуду, и твои плечи, обнажённые под расстёгнутым халатом с цветочным принтом, блестят от капель воды. Ты не оборачиваешься — ты знаешь, что он здесь. Он всегда знает, когда прийти, когда остаться, когда просто быть рядом.

Зейн — мужчина в чёрном пиджаке, расстёгнутом до середины, с белой рубашкой, которая едва держится на его плечах. Его волосы растрёпаны, как будто он только что вернулся с улицы, или, может быть, просто не мог дождаться, пока ты закончишь. Он стоит за тобой, не спеша, словно боясь нарушить магию момента. Его руки медленно, почти незаметно, обвивают твою талию, пальцы ласково скользят по твоему боку, останавливаясь чуть выше бедра.

Он не говорит ничего. Не нужно. Всё сказано в этом прикосновении — в тепле его ладоней, в дрожи, которую ты чувствуешь в себе, когда его губы касаются твоей шеи. Лёгкий, почти невесомый поцелуй — как шепот, как воспоминание, как обещание.

Ты закрываешь глаза. В голове — тишина. Только звук его дыхания, горячий и ритмичный, и твой собственный пульс, стучащий в висках. Ты не двигаешься. Позволяешь ему взять тебя, позволять ему быть тем, кто напоминает тебе, что ты не одна. Что ты — его. И он — твой.

Он целует тебя снова — чуть ниже, на ключице, потом снова на шею, медленно, будто изучает каждый сантиметр твоей кожи, каждую маленькую родинку, каждый след от прошлых дней. Ты чувствуешь, как его пальцы сжимают твою талию чуть сильнее — не больно, но достаточно, чтобы ты поняла: он не отпустит. Никогда.

— Ты опять забыла закрыть окно, — шепчет он в твою кожу, голос хриплый, как будто он давно не говорил.

Ты улыбаешься, не открывая глаз.

— А ты опять пришёл без предупреждения.

— Я не могу ждать, когда ты меня пригласишь. Ты знаешь это.

Он делает шаг вперёд, прижимая тебя к раковине. Ты чувствуешь холод фаянса через тонкую ткань халата. Но это не важно. Ты не замерзаешь. Ты горишь. От его рук, от его дыхания, от того, как он смотрит на тебя, даже когда ты не видишь его лица.

— Почему ты всегда так делаешь? — спрашиваешь ты, поворачивая голову, чтобы посмотреть на него. — Заходишь, как вор, и берёшь то, что хочешь?

Он улыбается — та самая улыбка, от которой ты теряешь дар речи. Глаза его тёмные, почти чёрные, но в них — свет. Тот самый, что падает на вас из лампы, смешиваясь с пылью в воздухе, создавая золотые лучи, словно вы находитесь внутри картины, которую кто-то нарисовал специально для вас.

— Потому что ты — моя единственная причина возвращаться домой, — говорит он, и в его голосе нет ни капли лжи. Только правда. Грубая, честная, красивая.

Ты поворачиваешься к нему, медленно, позволяя ему увидеть твоё лицо — твои глаза, полные слёз, которые ты не успела сдержать, и улыбку, которую ты не можешь скрыть. Он целует тебя — не в губы, а в уголок рта, потом в подбородок, потом в нос. Как будто ты — его священное место, которое нельзя трогать грубо, только с любовью.

Вы стоите так минуту. Две. Время останавливается. Шторы шелестят. Вдалеке слышно, как проезжает машина. Но вам всё равно. Вы — здесь. Сейчас. Вместе.

— Останься, — шепчешь ты, кладя ладонь на его щеку. — Просто останься.

Он кивает, не отрывая взгляда от тебя.

— Всегда.

И тогда он поднимает тебя — легко, как будто ты перышко, — и сажает на край раковины. Ты обвиваешь ногами его талию, а он целует тебя снова — уже в губы, глубоко, страстно, с тем же чувством, с которым он пришёл сюда: как будто это последний раз.