Холодный неоновый свет уличных фонарей отражался в мокром асфальте, когда Чан, офицер полиции с безупречной репутацией, заметил его. Снова. Силуэт, пригнувшийся у стены старого склада, с баллончиком в руке, выводил замысловатые линии, превращая серую поверхность в произведение уличного искусства. Со Чанбин. Вечный головная боль Чана и одновременно его странная, необъяснимая одержимость.

Чанбин был ускользающим призраком, его граффити появлялись по всему городу, каждый раз бросая вызов порядку, который Чан так старательно поддерживал. И каждый раз, когда Чан просматривал записи камер или обнаруживал новое "творение", в нем просыпалось нечто большее, чем просто профессиональный долг. Была какая-то энергия в этих линиях, какая-то скрытая меланхолия за яркими красками, которая отзывалась в нем странным теплом.

Сегодня удача была на стороне Чана. Он подкрался тихо, почти бесшумно, его патрульная машина припарковалась за углом. — Руки за голову, Чанбин! — голос Чана был твёрд, привычно отточен для подобных ситуаций.

Чанбин вздрогнул, медленно поднял руки, не поворачиваясь. Его оранжевая шапка-бини слегка съехала набок, обнажая темные волосы. От него исходила смесь раздражения и какой-то, на удивление, спокойной покорности. Он знал, что рано или поздно это произойдёт.

— Попался, да? — проворчал Чанбин, наконец развернувшись. Его глаза, обычно искрящиеся вызовом, сейчас были немного усталыми, но всё ещё цеплялись за взгляд Чана. В этот момент Чан почувствовал, как что-то внутри него сжалось. Чанбин выглядел бледным, под глазами залегли тени. Он, должно быть, снова провёл всю ночь на улицах.

— Это уже слишком, Чанбин, — сказал Чан, подходя ближе. Он мог бы сейчас надеть наручники, допросить его, доставить в участок. Но вместо этого, его рука машинально потянулась к Чанбину. Старший мужчина взял преступника за грудки и жадно улыбнулся. — какая изворотливая кошечка мне попалась.